Ещё слова... Когда не баловство,
поэзия – беседа и сотворчество
двух одиноких – в поисках чего?
поэзия – беседа и сотворчество
двух одиноких – в поисках чего?
Устал я от любого одиночества...
27 сентября могло исполниться 70 лет выдающемуся казанскому поэту и переводчику Сергею Владимировичу Малышеву
"Я его очень хорошо помню. Благодаря ему вышла моя первая публикация в журнале "Идель", когда мне было четырнадцать лет. Он всегда относился ко мне очень трепетно. Я помню, когда меня не хотели принимать в Союз писателей (РТ - ред.) из-за того, что я была слишком молодая, он [Сергей] говорил: "Ничего, ничего! Этот недостаток быстро пройдёт!"
Когда я получила премию "Триумф" (первая негосударственная литературная премия России, вручается с 1992 года - ред.), но ещё не знала об этом, Малышев первый, узнав из "Известий", позвонил мне тогда и сказал: "О! Я вот прочитал о лауреатах премии "Триумф"! Поздравляю тебя!"... Было очень приятно..."
Альбина Абсалямова,
поэт, писатель, главный редактор журнала "Идель"
Когда я получила премию "Триумф" (первая негосударственная литературная премия России, вручается с 1992 года - ред.), но ещё не знала об этом, Малышев первый, узнав из "Известий", позвонил мне тогда и сказал: "О! Я вот прочитал о лауреатах премии "Триумф"! Поздравляю тебя!"... Было очень приятно..."
Альбина Абсалямова,
поэт, писатель, главный редактор журнала "Идель"
Журнал "Идель", рубрика "Дебют" (1995 год)
Бог нужен всем. Вернее, доброта,
Спасение, когда до жути плохо, -
Ребёнка ли пугает темнота,
Обмяк ли от диагноза пройдоха.
Не только страх нам говорит о Нём,
Он явлен и рождённому в сорочке,
Когда непостижимое во всём –
От звёздной бездны до счастливой строчки.
Он должен быть. Никто не обделён,
Он свой у каждого, и без Него недужен
Рассудок мой. Но чувствую, что Он
К своим слепым овечкам равнодушен.
Кто благостен, кто, мекая, дерзит –
Ему-то что? Хотите – Бога ради.
Куда сильней светила тормозит
Кружение снежинки в снегопаде.
Кружение, пустая суетня,
Дорога никуда из ниоткуда…
Но дожил я до нынешнего дня,
В чём иногда усматриваю чудо.
Я вряд ли что-то значу для Него.
Но благодарен, как и всё живое,
За то, что есть я в замысле Его,
За то, что Он-то знает, для чего я.
Сергей Малышев
Бог нужен всем. Вернее, доброта,
Спасение, когда до жути плохо, -
Ребёнка ли пугает темнота,
Обмяк ли от диагноза пройдоха.
Не только страх нам говорит о Нём,
Он явлен и рождённому в сорочке,
Когда непостижимое во всём –
От звёздной бездны до счастливой строчки.
Он должен быть. Никто не обделён,
Он свой у каждого, и без Него недужен
Рассудок мой. Но чувствую, что Он
К своим слепым овечкам равнодушен.
Кто благостен, кто, мекая, дерзит –
Ему-то что? Хотите – Бога ради.
Куда сильней светила тормозит
Кружение снежинки в снегопаде.
Кружение, пустая суетня,
Дорога никуда из ниоткуда…
Но дожил я до нынешнего дня,
В чём иногда усматриваю чудо.
Я вряд ли что-то значу для Него.
Но благодарен, как и всё живое,
За то, что есть я в замысле Его,
За то, что Он-то знает, для чего я.
Сергей Малышев
Фото из личного архива Наили Гарифзяновны
Ахуновой (в красном)
6.06.2001
слева от Наили Ахуновой -
Альбина Абсалямова.
За её спиной -
Сергей Малышев.
Ахуновой (в красном)
6.06.2001
слева от Наили Ахуновой -
Альбина Абсалямова.
За её спиной -
Сергей Малышев.
Фото из личного архива Наили Гарифзяновны Ахуновой (в красном)
6 июня 2001 г.
слева от Наили Ахуновой - Альбина Абсалямова.
За её спиной - Сергей Малышев.
6 июня 2001 г.
слева от Наили Ахуновой - Альбина Абсалямова.
За её спиной - Сергей Малышев.
20.07.2001
В прошедшее воскресенье на залитой солнцем главной площади районного центра Лаишево состоялся большой литературный праздник «Здравствуй, Державин!» Так земляки отметили день рождения великого поэта и большого государственного деятеля. Центральным событием этого праздника, как и в прошлом году, стало вручение премии имени Гаврилы Романовича Державина, учрежденной для русскоязычных литераторов Союзом писателей Татарстана совместно с администрацией Лаишевского района.
Ее первым лауреатом, как известно, стал писатель-фантаст Владимир Корчагин, а ныне этой премией отмечено творчество и талантливого казанского поэта, очень тонкого и точного переводчика татарской поэзии, литературного редактора журнала «Идель», заслуженного работника культуры РТ Сергея Малышева. Недавно он порадовал нас новой книгой стихов «Обратный отсчет», в которой собраны стихи, написанные за четверть века. И они доказывают, что с возрастом взгляд автора на мир и духовные ценности, осознанные в юности, остались неизменными <...>
Баиты, мунаджаты, переложенные им на русский язык, как заметил его собрат по перу, лауреат Государственной премии им. Г.Тукая Роберт Миннуллин в предисловии к книге, —
это безусловно новое слово в переводческой деятельности Сергея Малышева.
это безусловно новое слово в переводческой деятельности Сергея Малышева.
журнал «Идель», «Память о Державине жива», июль 2001 г.
Продолжением праздника стало <…> награждение победителей детского поэтического конкурса среди школьников Лаишевского района. Все стихотворения, представленные на него, посвящены жизни и творчеству Державина.
Ребята, победившие в этом конкурсе, меня очень порадовали. И это естественно,
ведь я в первую очередь детский поэт-переводчик стихов с татарского языка на русский.
Прекрасно и то, что здешние деятели культуры не занимаются пустословием, а организовали такое доброе дело, как это состязание, да ещё и на двух языках – татарском и русском. Стихи ребят мы обязательно опубликуем в нашем журнале «Идель» …
ведь я в первую очередь детский поэт-переводчик стихов с татарского языка на русский.
Прекрасно и то, что здешние деятели культуры не занимаются пустословием, а организовали такое доброе дело, как это состязание, да ещё и на двух языках – татарском и русском. Стихи ребят мы обязательно опубликуем в нашем журнале «Идель» …
Сергей Владимирович Малышев
Ребята, победившие в этом конкурсе, меня очень порадовали. И это естественно,
ведь я в первую очередь детский поэт-переводчик стихов с татарского языка на русский.
Прекрасно и то, что здешние деятели культуры не занимаются пустословием, а организовали такое доброе дело, как это состязание, да ещё и на двух языках – татарском и русском. Стихи ребят мы обязательно опубликуем в нашем журнале «Идель» …
ведь я в первую очередь детский поэт-переводчик стихов с татарского языка на русский.
Прекрасно и то, что здешние деятели культуры не занимаются пустословием, а организовали такое доброе дело, как это состязание, да ещё и на двух языках – татарском и русском. Стихи ребят мы обязательно опубликуем в нашем журнале «Идель» …
Сергей Владимирович Малышев
Приведён отрывок из материала Армена Махальцева для журнала "Идель" (июль 2001 г.)
Малышев - переводчик
"Васыятем"
Кайт, и нәфсе мотмәиннәм! Бар, юнәл, кит Тәңреңә;
Бирдең аркаңны моңарчы, инде бир бит әмренә.
Дустларым, кардәшләрем, сез муллаларга әйтеңез:
Бу ике юлны, мине күмгәч, укырлар кабремә.
Әһле тәкфир бер гаҗәпләнсен, күреп актык сүзем:
Күр, нә рәсмә тулган иман берлә Коръән садремә!
Габдулла Тукай
Кайт, и нәфсе мотмәиннәм! Бар, юнәл, кит Тәңреңә;
Бирдең аркаңны моңарчы, инде бир бит әмренә.
Дустларым, кардәшләрем, сез муллаларга әйтеңез:
Бу ике юлны, мине күмгәч, укырлар кабремә.
Әһле тәкфир бер гаҗәпләнсен, күреп актык сүзем:
Күр, нә рәсмә тулган иман берлә Коръән садремә!
Габдулла Тукай
"Моё завещание"
О душа, ты отметалась! К Богу своему иди, —
Отвращала взор от света, а теперь — не отводи.
Братцы, други, одноверцы, мой наказ мулле таков:
Покаянные две строчки над могилою прочти.
Кто считал меня неверным, устыдись прощальных слов:
— Моего Корана веру я всегда хранил в груди.
Перевод Сергея Малышева
О душа, ты отметалась! К Богу своему иди, —
Отвращала взор от света, а теперь — не отводи.
Братцы, други, одноверцы, мой наказ мулле таков:
Покаянные две строчки над могилою прочти.
Кто считал меня неверным, устыдись прощальных слов:
— Моего Корана веру я всегда хранил в груди.
Перевод Сергея Малышева
Чего же я хочу? Великим стать бы мне,
Не зря моя душа стремится к вышине.
Хочу увидеть я, когда народ родной,
Счастливый, забурлит весеннею волной.
Татарам все что мог отдал — и отдаю.
Татарин я всегда, родства не предаю.
Я нации моей желаю многих благ.
Но сбыться ли мечтам? То знает лишь Аллах.
Габдулла Тукай
пер. Сергея Малышева
Сергей Малышев. Обратный отсчет: Стихи. - Казань: Татарское книжное издательство, 2000.
"Сергей Малышев - поэт. Не провинциальный, а настоящий русский поэт, который живёт и творит у нас в Казани. Долго работает в журнале "Идель", активно участвует в литературной жизни Республики. Пишет лирику, стихи для детей, много переводит татарскую поэзию.
А переводчик он тонкий, точный, т.е. очень профессиональный.
Многие татарские поэты и русские читатели наверняка благодарны ему за это. В последнее время он всерьёз увлечён татарским фольклором. Баиты, мунаджаты, песни, переложенные на русский язык, - безусловно, новое слово в переводческой деятельности поэта..."
Роберт Миннуллин
"Сергей Малышев - поэт. Не провинциальный, а настоящий русский поэт, который живёт и творит у нас в Казани. Долго работает в журнале "Идель", активно участвует в литературной жизни Республики. Пишет лирику, стихи для детей, много переводит татарскую поэзию.
А переводчик он тонкий, точный, т.е. очень профессиональный.
Многие татарские поэты и русские читатели наверняка благодарны ему за это. В последнее время он всерьёз увлечён татарским фольклором. Баиты, мунаджаты, песни, переложенные на русский язык, - безусловно, новое слово в переводческой деятельности поэта..."
Роберт Миннуллин
Сергей Малышев. Обратный отсчет: Стихи. - Казань: Татарское книжное издательство, 2000.
"Сергей Малышев - поэт. Не провинциальный, а настоящий русский поэт, который живёт и творит у нас в Казани. Долго работает в журнале "Идель", активно участвует в литературной жизни Республики. Пишет лирику, стихи для детей, много переводит татарскую поэзию.
А переводчик он тонкий, точный, т.е. очень профессиональный.
Многие татарские поэты и русские читатели наверняка благодарны ему за это. В последнее время он всерьёз увлечён татарским фольклором. Баиты, мунаджаты, песни, переложенные на русский язык, - безусловно, новое слово в переводческой деятельности поэта..."
Роберт Миннуллин
"Сергей Малышев - поэт. Не провинциальный, а настоящий русский поэт, который живёт и творит у нас в Казани. Долго работает в журнале "Идель", активно участвует в литературной жизни Республики. Пишет лирику, стихи для детей, много переводит татарскую поэзию.
А переводчик он тонкий, точный, т.е. очень профессиональный.
Многие татарские поэты и русские читатели наверняка благодарны ему за это. В последнее время он всерьёз увлечён татарским фольклором. Баиты, мунаджаты, песни, переложенные на русский язык, - безусловно, новое слово в переводческой деятельности поэта..."
Роберт Миннуллин
МУНАДЖАТЫ
Слово мунаджат (мунажат) - арабского происхождения, оно означает мольбу к Аллаху, связанную с каким-то несчастьем.
<...> Мы не знаем конкретных событий, которые стоят за стихами, поэтому в последних присутствует порой некоторая загадочность. Переводчик не счёл возможным убирать её и заниматься отсебятиной.
(журнал "Идель", октябрь 2000 г.)
<...> Мы не знаем конкретных событий, которые стоят за стихами, поэтому в последних присутствует порой некоторая загадочность. Переводчик не счёл возможным убирать её и заниматься отсебятиной.
(журнал "Идель", октябрь 2000 г.)
Голубок мой, ты воркуешь
Мой голубок, воркуешь ты, не знаешь про печаль мою,
Воркуешь задушевно так, не видишь, что я слёзы лью.
Из стран каких ты прилетел, не из сторонки ли родной?
Скорее расскажи о ней, навей мне на сердце покой.
И если был в родных местах и видел там родню мою,
Им передай, как я терплю страдания в чужом краю.
Мой голубок, меня услышь, слова про горестный удел
Ты передай моим родным: я на чужбине пожелтел.
Как там живут они, узнай, лети и разузнай у них,
Потом обратно прилетай, поведай о родных моих.
Спеши обратно, разузнав, как там живёт родня моя,
А не воротишься назад, на муки обречёшь меня.
Ты передал ли, голубок, весть обо мне моим родным,
Что если смерть не унесёт, то ворочусь однажды к ним?
Ты не вернулся, голубок, напрасно ждал я столько дней.
Ты, видно, был в других краях и не видал земли моей.
Желто крыло у соловья, а голубочек сизокрыл,
Когда бы эти крылья мне, и часа здесь бы я не жил.
Мой голубок, воркуешь ты, не знаешь про печаль мою,
Воркуешь задушевно так, не видишь, что я слёзы лью.
Из стран каких ты прилетел, не из сторонки ли родной?
Скорее расскажи о ней, навей мне на сердце покой.
И если был в родных местах и видел там родню мою,
Им передай, как я терплю страдания в чужом краю.
Мой голубок, меня услышь, слова про горестный удел
Ты передай моим родным: я на чужбине пожелтел.
Как там живут они, узнай, лети и разузнай у них,
Потом обратно прилетай, поведай о родных моих.
Спеши обратно, разузнав, как там живёт родня моя,
А не воротишься назад, на муки обречёшь меня.
Ты передал ли, голубок, весть обо мне моим родным,
Что если смерть не унесёт, то ворочусь однажды к ним?
Ты не вернулся, голубок, напрасно ждал я столько дней.
Ты, видно, был в других краях и не видал земли моей.
Желто крыло у соловья, а голубочек сизокрыл,
Когда бы эти крылья мне, и часа здесь бы я не жил.
"Сергей Малышев впервые перевёл на русский язык книгу мунаджатов, и в 2005 году они были изданы отдельной книгой..."
Марат Амурович Шакирзянов, историк.
От составителя:
Эту книгу, несмотря на относительно небольшие 15 лет с момента выхода в свет, теперь найти практически невозможно. Даже в библиотеках г. Казани, куда большая их часть была направлена в первую очередь. Приведённые переводы мунажатов взяты из номеров журнала "Идель" (№9 (133) и №1 (99)).
Марат Амурович Шакирзянов, историк.
От составителя:
Эту книгу, несмотря на относительно небольшие 15 лет с момента выхода в свет, теперь найти практически невозможно. Даже в библиотеках г. Казани, куда большая их часть была направлена в первую очередь. Приведённые переводы мунажатов взяты из номеров журнала "Идель" (№9 (133) и №1 (99)).
Вернуться бы на родину
Вспоминая мой край, в думу я погружусь,
А родителей вспомнив, слезами зальюсь.
Я о встрече с родными на свете молюсь,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Как бы знать мне про родину, где она там,
Побродить бы с родными по милым местам,
Коль удастся, и душу лишь дома отдам,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
На заре просыпаюсь – не можется мне,
Все мечусь от тоски по родной стороне.
Как я счастлив, отец, вас увидеть во сне,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Опоясаны мы чёрной кожей ремня.
Как на крыльях, умчался бы в наши края.
На часок, здесь и то не остался бы я.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь!
Жил на родине я в молодые года,
Каждый день я родителей видел тогда.
На чужбине же в горло не лезет еда.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Эх родные мои, повидаться бы нам,
Побродили бы мы по родимым местам!
Коль удастся, и душу я дома отдам.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
В этом городе близкой души ни одной.
Встану утром, а матушки нету со мной.
Я уже целый век не встречался с роднёй,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Угасает в миру человека дитя,
На чужбине по дому родному грустя,
Он сознанье теряет совсем не шутя.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Я в раздумьях над этой бумагой сижу,
Подходящие к месту слова нахожу.
Мать с отцом, за меня помолитесь, прошу.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Не судите же строго за мой мунажат.
Вы поправьте ошибки, в каких виноват.
Был я с праведным чувством писать его рад.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Вспоминая мой край, в думу я погружусь,
А родителей вспомнив, слезами зальюсь.
Я о встрече с родными на свете молюсь,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Как бы знать мне про родину, где она там,
Побродить бы с родными по милым местам,
Коль удастся, и душу лишь дома отдам,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
На заре просыпаюсь – не можется мне,
Все мечусь от тоски по родной стороне.
Как я счастлив, отец, вас увидеть во сне,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Опоясаны мы чёрной кожей ремня.
Как на крыльях, умчался бы в наши края.
На часок, здесь и то не остался бы я.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь!
Жил на родине я в молодые года,
Каждый день я родителей видел тогда.
На чужбине же в горло не лезет еда.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Эх родные мои, повидаться бы нам,
Побродили бы мы по родимым местам!
Коль удастся, и душу я дома отдам.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
В этом городе близкой души ни одной.
Встану утром, а матушки нету со мной.
Я уже целый век не встречался с роднёй,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Угасает в миру человека дитя,
На чужбине по дому родному грустя,
Он сознанье теряет совсем не шутя.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Я в раздумьях над этой бумагой сижу,
Подходящие к месту слова нахожу.
Мать с отцом, за меня помолитесь, прошу.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Не судите же строго за мой мунажат.
Вы поправьте ошибки, в каких виноват.
Был я с праведным чувством писать его рад.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Вернуться бы на родину
Вспоминая мой край, в думу я погружусь,
А родителей вспомнив, слезами зальюсь.
Я о встрече с родными на свете молюсь,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Как бы знать мне про родину, где она там,
Побродить бы с родными по милым местам,
Коль удастся, и душу лишь дома отдам,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
На заре просыпаюсь – не можется мне,
Все мечусь от тоски по родной стороне.
Как я счастлив, отец, вас увидеть во сне,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Опоясаны мы чёрной кожей ремня.
Как на крыльях, умчался бы в наши края.
На часок, здесь и то не остался бы я.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь!
Жил на родине я в молодые года,
Каждый день я родителей видел тогда.
На чужбине же в горло не лезет еда.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Эх родные мои, повидаться бы нам,
Побродили бы мы по родимым местам!
Коль удастся, и душу я дома отдам.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
В этом городе близкой души ни одной.
Встану утром, а матушки нету со мной.
Я уже целый век не встречался с роднёй,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Угасает в миру человека дитя,
На чужбине по дому родному грустя,
Он сознанье теряет совсем не шутя.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Я в раздумьях над этой бумагой сижу,
Подходящие к месту слова нахожу.
Мать с отцом, за меня помолитесь, прошу.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Не судите же строго за мой мунажат.
Вы поправьте ошибки, в каких виноват.
Был я с праведным чувством писать его рад.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Вспоминая мой край, в думу я погружусь,
А родителей вспомнив, слезами зальюсь.
Я о встрече с родными на свете молюсь,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Как бы знать мне про родину, где она там,
Побродить бы с родными по милым местам,
Коль удастся, и душу лишь дома отдам,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
На заре просыпаюсь – не можется мне,
Все мечусь от тоски по родной стороне.
Как я счастлив, отец, вас увидеть во сне,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Опоясаны мы чёрной кожей ремня.
Как на крыльях, умчался бы в наши края.
На часок, здесь и то не остался бы я.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь!
Жил на родине я в молодые года,
Каждый день я родителей видел тогда.
На чужбине же в горло не лезет еда.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Эх родные мои, повидаться бы нам,
Побродили бы мы по родимым местам!
Коль удастся, и душу я дома отдам.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
В этом городе близкой души ни одной.
Встану утром, а матушки нету со мной.
Я уже целый век не встречался с роднёй,
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Угасает в миру человека дитя,
На чужбине по дому родному грустя,
Он сознанье теряет совсем не шутя.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Я в раздумьях над этой бумагой сижу,
Подходящие к месту слова нахожу.
Мать с отцом, за меня помолитесь, прошу.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Не судите же строго за мой мунажат.
Вы поправьте ошибки, в каких виноват.
Был я с праведным чувством писать его рад.
Да поможет Всевышний Аллах нам теперь.
Счастье и дождь.
Скажите, счастье на кого дождём лилось как из ведра?
Кого осыпал небосвод горами злата-серебра?
С дождём я счастье не сравню, оно с небес не упадёт,
Ключом его не назову, из-под земли оно не бьёт.
Рыданья силюсь удержать, но за слезой бежит слеза,
Давно рассвет не озарял угрюмой жизни небеса.
Порою страх лишает сил, дрожу листочком от него.
Но человеком я зовусь, стыжусь я страха своего.
Как соловей в сети мечусь, в тенёта бедствий угодив,
С надеждой всё же не прощусь - я перед Господом стыдлив.
Скажите, счастье на кого дождём лилось как из ведра?
Кого осыпал небосвод горами злата-серебра?
С дождём я счастье не сравню, оно с небес не упадёт,
Ключом его не назову, из-под земли оно не бьёт.
Рыданья силюсь удержать, но за слезой бежит слеза,
Давно рассвет не озарял угрюмой жизни небеса.
Порою страх лишает сил, дрожу листочком от него.
Но человеком я зовусь, стыжусь я страха своего.
Как соловей в сети мечусь, в тенёта бедствий угодив,
С надеждой всё же не прощусь - я перед Господом стыдлив.
Счастье и дождь.
Скажите, счастье на кого дождём лилось как из ведра?
Кого осыпал небосвод горами злата-серебра?
С дождём я счастье не сравню, оно с небес не упадёт,
Ключом его не назову, из-под земли оно не бьёт.
Рыданья силюсь удержать, но за слезой бежит слеза,
Давно рассвет не озарял угрюмой жизни небеса.
Порою страх лишает сил, дрожу листочком от него.
Но человеком я зовусь, стыжусь я страха своего.
Как соловей в сети мечусь, в тенёта бедствий угодив,
С надеждой всё же не прощусь - я перед Господом стыдлив.
Скажите, счастье на кого дождём лилось как из ведра?
Кого осыпал небосвод горами злата-серебра?
С дождём я счастье не сравню, оно с небес не упадёт,
Ключом его не назову, из-под земли оно не бьёт.
Рыданья силюсь удержать, но за слезой бежит слеза,
Давно рассвет не озарял угрюмой жизни небеса.
Порою страх лишает сил, дрожу листочком от него.
Но человеком я зовусь, стыжусь я страха своего.
Как соловей в сети мечусь, в тенёта бедствий угодив,
С надеждой всё же не прощусь - я перед Господом стыдлив.
РОБЕРТ МИННУЛЛИН И СЕРГЕЙ МАЛЫШЕВ
"Сергей Малышев по профессии - математик, по призванию - лирик, по предназначению - труженик. Не каждый достигает такой гармонии.
Мне почему-то кажется, что он - последний интеллигент нашего литературного круга.
Я благодарен судьбе за то, что в лице Сергея Владимировича Малышева нашел доброго друга, поэта, переводчика и прекрасного человека. Таких среди нас совсем немного..."
Роберт Мугаллимович Миннуллин,
предисловие к книге С. Малышева "Обратный отсчёт" (2000)
Фото взято с сайта 100biografiy.ru
Мне почему-то кажется, что он - последний интеллигент нашего литературного круга.
Я благодарен судьбе за то, что в лице Сергея Владимировича Малышева нашел доброго друга, поэта, переводчика и прекрасного человека. Таких среди нас совсем немного..."
Роберт Мугаллимович Миннуллин,
предисловие к книге С. Малышева "Обратный отсчёт" (2000)
Фото взято с сайта 100biografiy.ru
***
Хотя, наверно, тяжелей
Уйти в безмолвье одному,
Любовь оставлю на земле,
Её с собою не возьму.
Пускай живёт за годом год,
Тепла и света не тая,
Через столетия идёт,
Неугасимая моя…
И в отблеске её огня,
Неведомо в каком краю
Такой же юноша, как я,
Увидит милую свою.
И вспыхнет новая любовь,
Когда придёт её пора, –
Мою не повторяя вновь,
Похожей будет, как сестра.
Любовь оставлю на земле,
Её с собою не возьму…
Хотя, наверно, тяжелей
Уйти в безмолвье одному…
(перевод С. Малышева)
"Литературная газета" (2008)
(Роберт Миннуллин. Ещё не вечер: Стихи, статьи, интервью, беседы. –
Казань: Татарское книжное издательство, 2008. – 542 с.)
"...Важно и то, что книга посвящена светлой памяти друга – прекрасного русского поэта и переводчика Сергея Владимировича Малышева, чьих переводов немало в этом сборнике. Стихи Роберта Миннуллина на русский язык переводились многими известнейшими переводчиками. Среди них и М. Ямалов, А. Лаврин, В. Коркия, Р. Кожевникова, Э. Блинова, В. Баширов… И мне думается, что, выводя именно это посвящение на обложку своей книги, татарский поэт отблагодарил их всех. Благодарность эта относится и ко всему переводческому цеху..." (Лев Иванов)
"Литературная газета" (2008)
(Роберт Миннуллин. Ещё не вечер: Стихи, статьи, интервью, беседы. –
Казань: Татарское книжное издательство, 2008. – 542 с.)
"...Важно и то, что книга посвящена светлой памяти друга – прекрасного русского поэта и переводчика Сергея Владимировича Малышева, чьих переводов немало в этом сборнике. Стихи Роберта Миннуллина на русский язык переводились многими известнейшими переводчиками. Среди них и М. Ямалов, А. Лаврин, В. Коркия, Р. Кожевникова, Э. Блинова, В. Баширов… И мне думается, что, выводя именно это посвящение на обложку своей книги, татарский поэт отблагодарил их всех. Благодарность эта относится и ко всему переводческому цеху..." (Лев Иванов)
Яфрак Туе
Роберт Миңнуллин
Яфракларның бәйсез чагы,
Яфракларның туе.
Очу гына, качу гына
Аларның бар уе.
Өзелә дә оча алар,
Өзелә дә оча,
Бер-бер артлы тезелә дә,
Тезелә дә оча.
Үзләре үк кош бит алар,
Үзләре үк канат…
Җиргә бер кунгачтын, алар
Очалмаслар кабат.
Алар бер кат кына оча,
Бары бер мәртәбә.
Бер булса да оча алу –
Үзе бер мәртәбә!
Роберт Миңнуллин
Праздник листьев
Праздник листьев, праздник листьев!
Если воля позовет,
Как в просторе полумглистом
Изумителен полет!
С веткой радостно проститься,
Закружиться, полететь.
Быть свободным, словно птица,
Опуститься, замереть.
И лежать среди таких же
Одиноких, как и ты…
Но ведь знал листок притихший
Счастье вольной высоты!
Кто лишился плена веток,
Цену полную дает
За прекрасный праздник этот —
Свой единственный полет.
перевод Сергея Малышева
Праздник листьев, праздник листьев!
Если воля позовет,
Как в просторе полумглистом
Изумителен полет!
С веткой радостно проститься,
Закружиться, полететь.
Быть свободным, словно птица,
Опуститься, замереть.
И лежать среди таких же
Одиноких, как и ты…
Но ведь знал листок притихший
Счастье вольной высоты!
Кто лишился плена веток,
Цену полную дает
За прекрасный праздник этот —
Свой единственный полет.
перевод Сергея Малышева
Если гореть, то гореть, а не тлеть,
Если пылать, то пылать до конца.
Сжечь своё сердце нужно суметь,
Так, чтоб зажечь и другие сердца.
Можно по-разному жить на земле,
Но, ослепительна и коротка,
Молния мир озаряет во мгле,
А не холодный огонь светляка.
Если гореть, то – гореть, а не тлеть!
Сердце для этого нам и дано.
Лучше его мне совсем не иметь,
Если пылать не сумеет оно.
Жить потихоньку – почти что не жить.
Веры своей никогда не предам.
Надо работать и надо спешить
Выполнить всё, что положено нам.
Не понимаю и не пойму
Тех, кто лениво и праздно живёт.
Жизни второй не дано никому!
Что, если эта напрасно пройдёт?
(перевод С. Малышева)
Если гореть, то гореть, а не тлеть,
Если пылать, то пылать до конца.
Сжечь своё сердце нужно суметь,
Так, чтоб зажечь и другие сердца.
Можно по-разному жить на земле,
Но, ослепительна и коротка,
Молния мир озаряет во мгле,
А не холодный огонь светляка.
Если гореть, то – гореть, а не тлеть!
Сердце для этого нам и дано.
Лучше его мне совсем не иметь,
Если пылать не сумеет оно.
Жить потихоньку – почти что не жить.
Веры своей никогда не предам.
Надо работать и надо спешить
Выполнить всё, что положено нам.
Не понимаю и не пойму
Тех, кто лениво и праздно живёт.
Жизни второй не дано никому!
Что, если эта напрасно пройдёт?
(перевод С. Малышева)
“
"Если мы хотим, чтобы народ уважали и понимали, его литературу надо переводить. <...>
Убежден, что, если курс на поддержку переводческой деятельности будет продолжен — а он должен быть продолжен, — татарская литература займет наконец подобающее место в многонациональном сообществе литератур. Существующие переводы не дают достаточного представления, насколько она многообразна, значительна и интересна. Переводы татарской литературы способны обогатить не только русскую, но, скорее всего, любую литературу мира."
"В список переведённых С. Малышевым авторов входят:
Ахмед Адиль
Рамис Аймет
Рустем Акъегет
Фирдаус Ахлия
Раиф Бариев
Клара Булатова
Разиль Валеев
Резеда Валеева
Фарит Гази
Шаукат Галиев
Гариф Гаташ
Галимзян Гильманов
Ркаиль Зайдулла
Марат Закир
Ильсияр Иксанова
Накип Каштанов
Рифат Курбанов
Рафис Курбан
Кави Латып
Лерон Лябиб
Адиб Маликов
Салих Маннапов
Зиннур Мансуров
Рифа
Роберт Миннуллин
Рустам Мингалим
Шагинур Мустафин
Эдуард Мустафин
Гарифзян Мухамметшин
Мухаммат Мирза
Газинур Мурат
Фазыл Низам
Рашат Низами
Рушания Низамова
Ахмет Рашитов
Нажиба Сафина
Гади Такташ
Габдулла Тукай
Ильдар Юзеев
Фанис Яруллин
Фарит Яхин
и другие.
Не дожидайтесь издалече...
Ну что поделать, я не вечен,
Пожил — и будет.
Навряд ли многими замечен
Уход мой будет.
А жалко, что не за горами
Пора прощаться…
Как я хотел бы временами
К вам возвращаться.
Но если редки будут встречи,
Не по охоте,
Не ждите долго издалече —
В стихах найдете.
Роберт Миннуллин
перевод Сергея Малышева
Ну что поделать, я не вечен,
Пожил — и будет.
Навряд ли многими замечен
Уход мой будет.
А жалко, что не за горами
Пора прощаться…
Как я хотел бы временами
К вам возвращаться.
Но если редки будут встречи,
Не по охоте,
Не ждите долго издалече —
В стихах найдете.
Роберт Миннуллин
перевод Сергея Малышева
Сергей Малышев - второй справа
Фото из личного архива Наили Ахуновой.
(1997 год)
Фото из личного архива Наили Ахуновой.
(1997 год)
Сергей Малышев - второй справа
Фото из личного архива Наили Ахуновой.
(1997 год)
Фото из личного архива Наили Ахуновой.
(1997 год)
< МАЛЫШЕВ - ПОЭТ >
Под луной
На громады домов и чугун мостовых
полагаться опасно:
над Казанью луна, как державинский стих,
тяжела и прекрасна.
И Казань под луной ненадежно легка,
хороша и невечна.
И мгновенья легко переходят в века,
и века быстротечны.
Августейшая ночь в миллионы веков,
где под грохот трамвая
только тень тишины колыхнется легко,
вдалеке замирая.
Где в квартире друзей раздается звонок:
– Вы меня извините.
Над Казанью луна. Я совсем одинок.
Что-нибудь измените.
Сергей Малышев
Под луной
На громады домов и чугун мостовых
полагаться опасно:
над Казанью луна, как державинский стих,
тяжела и прекрасна.
И Казань под луной ненадежно легка,
хороша и невечна.
И мгновенья легко переходят в века,
и века быстротечны.
Августейшая ночь в миллионы веков,
где под грохот трамвая
только тень тишины колыхнется легко,
вдалеке замирая.
Где в квартире друзей раздается звонок:
– Вы меня извините.
Над Казанью луна. Я совсем одинок.
Что-нибудь измените.
Сергей Малышев
"Сергей был счастливым человеком. Хотя его порой весьма огорчало несовершенство мира, он умел этому миру радоваться, особенно детям, с ними у него контакт был полный и общался он с ними на равных..."
(Наиля Ахунова, поэт, заслуженный работник культуры РТ, руководитель ЛИТО им. Г. Ахунова.
"Память сердца. Поэт Сергей Малышев")
(Наиля Ахунова, поэт, заслуженный работник культуры РТ, руководитель ЛИТО им. Г. Ахунова.
"Память сердца. Поэт Сергей Малышев")
Читаю детенышу книжку о храбром бароне,
его вдохновенный рассказ
о Луне многолюдной.
Теснятся детали, пестрее толпы на перроне, —
а сонное чадо в постельке свернулось уютно.
По-разному люди живут на чудесной планете:
у повара бьется в печи розоватое пламя,
ученый колдует над колбами,
медник — над медью,
а бравый солдат караулит красивое знамя.
С утра музыкант на любимой шарманке играет,
на крыше весь день трубочист,
а чиновник — на стуле...
Состарившись, лунные жители не умирают,
а тают, как дым или пар
над кипящей кастрюлей.
Мне кажутся грустными строки, и я замолкаю,
предвидя вопросы, гляжу на кроватку
с опаской, —
а там уже хнычут,
тактично сквозь сон намекая,
что время — читать, а не думать
над странной развязкой.
Но вот и уснули. И сжаты надменные губки, —
похоже, во сне свою волю диктуют кому-то.
И тянется сладкий дымок из бароновой трубки,
и жизнь, безусловно, не больше
вот этой минуты.
Сергей Малышев
его вдохновенный рассказ
о Луне многолюдной.
Теснятся детали, пестрее толпы на перроне, —
а сонное чадо в постельке свернулось уютно.
По-разному люди живут на чудесной планете:
у повара бьется в печи розоватое пламя,
ученый колдует над колбами,
медник — над медью,
а бравый солдат караулит красивое знамя.
С утра музыкант на любимой шарманке играет,
на крыше весь день трубочист,
а чиновник — на стуле...
Состарившись, лунные жители не умирают,
а тают, как дым или пар
над кипящей кастрюлей.
Мне кажутся грустными строки, и я замолкаю,
предвидя вопросы, гляжу на кроватку
с опаской, —
а там уже хнычут,
тактично сквозь сон намекая,
что время — читать, а не думать
над странной развязкой.
Но вот и уснули. И сжаты надменные губки, —
похоже, во сне свою волю диктуют кому-то.
И тянется сладкий дымок из бароновой трубки,
и жизнь, безусловно, не больше
вот этой минуты.
Сергей Малышев
Читаю детенышу книжку о храбром бароне,
его вдохновенный рассказ
о Луне многолюдной.
Теснятся детали, пестрее толпы на перроне, —
а сонное чадо в постельке свернулось уютно.
По-разному люди живут на чудесной планете:
у повара бьется в печи розоватое пламя,
ученый колдует над колбами,
медник — над медью,
а бравый солдат караулит красивое знамя.
С утра музыкант на любимой шарманке играет,
на крыше весь день трубочист,
а чиновник — на стуле...
Состарившись, лунные жители не умирают,
а тают, как дым или пар
над кипящей кастрюлей.
Мне кажутся грустными строки, и я замолкаю,
предвидя вопросы, гляжу на кроватку
с опаской, —
а там уже хнычут,
тактично сквозь сон намекая,
что время — читать, а не думать
над странной развязкой.
Но вот и уснули. И сжаты надменные губки, —
похоже, во сне свою волю диктуют кому-то.
И тянется сладкий дымок из бароновой трубки,
и жизнь, безусловно, не больше
вот этой минуты.
Сергей Малышев
его вдохновенный рассказ
о Луне многолюдной.
Теснятся детали, пестрее толпы на перроне, —
а сонное чадо в постельке свернулось уютно.
По-разному люди живут на чудесной планете:
у повара бьется в печи розоватое пламя,
ученый колдует над колбами,
медник — над медью,
а бравый солдат караулит красивое знамя.
С утра музыкант на любимой шарманке играет,
на крыше весь день трубочист,
а чиновник — на стуле...
Состарившись, лунные жители не умирают,
а тают, как дым или пар
над кипящей кастрюлей.
Мне кажутся грустными строки, и я замолкаю,
предвидя вопросы, гляжу на кроватку
с опаской, —
а там уже хнычут,
тактично сквозь сон намекая,
что время — читать, а не думать
над странной развязкой.
Но вот и уснули. И сжаты надменные губки, —
похоже, во сне свою волю диктуют кому-то.
И тянется сладкий дымок из бароновой трубки,
и жизнь, безусловно, не больше
вот этой минуты.
Сергей Малышев
Жили три брата,
три брата-квадрата.
Первый братишка фигурой занялся:
Тренировался, качался, старался...
Лишнее сбросил он, очень довольный
Новой фигурой своей треугольной.
Братик второй от него не отстал,
Тоже фигуру он перековал.
Думал, мечтал он, играл он в слова.
Сделался круглым, -
Одна голова.
Третий братишка остался квадратом,
И неизменности собственной рад он.
Рад и за братьев, они - за него...
Так и обиженных нет никого.
Дружат фигуры совсем непохожие -
Все-то красивые, все-то хорошие.
Сергей Малышев
три брата-квадрата.
Первый братишка фигурой занялся:
Тренировался, качался, старался...
Лишнее сбросил он, очень довольный
Новой фигурой своей треугольной.
Братик второй от него не отстал,
Тоже фигуру он перековал.
Думал, мечтал он, играл он в слова.
Сделался круглым, -
Одна голова.
Третий братишка остался квадратом,
И неизменности собственной рад он.
Рад и за братьев, они - за него...
Так и обиженных нет никого.
Дружат фигуры совсем непохожие -
Все-то красивые, все-то хорошие.
Сергей Малышев
Жили три брата,
три брата-квадрата.
Первый братишка фигурой занялся:
Тренировался, качался, старался...
Лишнее сбросил он, очень довольный
Новой фигурой своей треугольной.
Братик второй от него не отстал,
Тоже фигуру он перековал.
Думал, мечтал он, играл он в слова.
Сделался круглым, -
Одна голова.
Третий братишка остался квадратом,
И неизменности собственной рад он.
Рад и за братьев, они - за него...
Так и обиженных нет никого.
Дружат фигуры совсем непохожие -
Все-то красивые, все-то хорошие.
Сергей Малышев
три брата-квадрата.
Первый братишка фигурой занялся:
Тренировался, качался, старался...
Лишнее сбросил он, очень довольный
Новой фигурой своей треугольной.
Братик второй от него не отстал,
Тоже фигуру он перековал.
Думал, мечтал он, играл он в слова.
Сделался круглым, -
Одна голова.
Третий братишка остался квадратом,
И неизменности собственной рад он.
Рад и за братьев, они - за него...
Так и обиженных нет никого.
Дружат фигуры совсем непохожие -
Все-то красивые, все-то хорошие.
Сергей Малышев
Лауреаты Литературной премии им. Г. Р. Державина (2000-2005): Лев Кожевников, Сергей Малышев, Николай Алешков, Владимир Корчагин, Лилия Газизова, Ахат Мушинский. 14 июля 2005, Лаишево. ("Как время катится в Казани золотое...": Антология русской поэзии Казани. - Казань: 2005. - 480 с.)
Лауреаты Литературной премии им. Г. Р. Державина (2000-2005): Лев Кожевников, Сергей Малышев, Николай Алешков, Владимир Корчагин, Лилия Газизова, Ахат Мушинский. 14 июля 2005, Лаишево. ("Как время катится в Казани золотое...": Антология русской поэзии Казани. - Казань: 2005. - 480 с.)
"...Здоровья Сергей был весьма проблемного, характера - тоже. Вспоминается, как врач Дома творчества "Васильево" очень тревожилась за сердце поэта. А сердце было очень чувствительным. И усталым. В последний год жизни Сергея Владимировича (умер он 7 июня 2007 года от острой сердечной недостаточности) заканчивался и срок кардиостимулятора, который ему в своё время помог "вживить" фонд Родиона Нахапетова, в конце 90-х посетившего Казань. А работал поэт на износ: писал, переводил, редактировал почти круглосуточно, спал по 3-4 часа в сутки. И являл собой, говоря высоким стилем, пример профессионализма высокой пробы в эпоху ярых дилетантов <...>
Когда-то давно Сергей отговаривал меня заниматься литературной деятельностью:
"Зачем тебе это? Ведь у тебя всё хорошо!".
А позже сам дал рекомендацию в Союз писателей. Этот пожелтевший рукописный листок до сих пор хранится у меня в папке с самыми дорогими для меня бумагами..."
(Наиля Ахунова "Память сердца. Поэт Сергей Малышев")
Когда-то давно Сергей отговаривал меня заниматься литературной деятельностью:
"Зачем тебе это? Ведь у тебя всё хорошо!".
А позже сам дал рекомендацию в Союз писателей. Этот пожелтевший рукописный листок до сих пор хранится у меня в папке с самыми дорогими для меня бумагами..."
(Наиля Ахунова "Память сердца. Поэт Сергей Малышев")
Читать текст полностью: https://stihi.ru/2011/04/28/4684
Шагая тропинкой на дачный поселок,
отметишь, вдыхая приятный дымок,
что красками день не особенно звонок,
зато просветлен и покоем глубок.
Подсохшей былинкой в грязи придорожной
вдруг сердце кольнет — и замедлится шаг.
Название травки сказать невозможно
и все же знакомо до звука в ушах.
Подумай — припомнишь. Но ты без причины
волнуешься, быстро шепча наугад:
осот... вероника... овсяница... чина...
ну что там еще?.. череда... гравилат...
Лежишь на обочине. Мертвые губы
в улыбку заветное слово свело.
А жизнь продолжается. Теплятся трубы,
сады облетают и в мире светло.
Сергей Малышев
отметишь, вдыхая приятный дымок,
что красками день не особенно звонок,
зато просветлен и покоем глубок.
Подсохшей былинкой в грязи придорожной
вдруг сердце кольнет — и замедлится шаг.
Название травки сказать невозможно
и все же знакомо до звука в ушах.
Подумай — припомнишь. Но ты без причины
волнуешься, быстро шепча наугад:
осот... вероника... овсяница... чина...
ну что там еще?.. череда... гравилат...
Лежишь на обочине. Мертвые губы
в улыбку заветное слово свело.
А жизнь продолжается. Теплятся трубы,
сады облетают и в мире светло.
Сергей Малышев
Шагая тропинкой на дачный поселок,
отметишь, вдыхая приятный дымок,
что красками день не особенно звонок,
зато просветлен и покоем глубок.
Подсохшей былинкой в грязи придорожной
вдруг сердце кольнет — и замедлится шаг.
Название травки сказать невозможно
и все же знакомо до звука в ушах.
Подумай — припомнишь. Но ты без причины
волнуешься, быстро шепча наугад:
осот... вероника... овсяница... чина...
ну что там еще?.. череда... гравилат...
Лежишь на обочине. Мертвые губы
в улыбку заветное слово свело.
А жизнь продолжается. Теплятся трубы,
сады облетают и в мире светло.
Сергей Малышев
отметишь, вдыхая приятный дымок,
что красками день не особенно звонок,
зато просветлен и покоем глубок.
Подсохшей былинкой в грязи придорожной
вдруг сердце кольнет — и замедлится шаг.
Название травки сказать невозможно
и все же знакомо до звука в ушах.
Подумай — припомнишь. Но ты без причины
волнуешься, быстро шепча наугад:
осот... вероника... овсяница... чина...
ну что там еще?.. череда... гравилат...
Лежишь на обочине. Мертвые губы
в улыбку заветное слово свело.
А жизнь продолжается. Теплятся трубы,
сады облетают и в мире светло.
Сергей Малышев
Лев Кожевников, Шамиль Шайдуллин, Роза Кожевникова, Николай Беляев, Сергей Малышев. Июнь 2002 года ("Как время катится в Казани золотое...": Антология русской поэзии Казани. - Казань: 2005. - 480 с.)
Лев Кожевников, Шамиль Шайдуллин, Роза Кожевникова, Николай Беляев, Сергей Малышев. Июнь 2002 года ("Как время катится в Казани золотое...": Антология русской поэзии Казани. - Казань: 2005. - 480 с.)
"Обратный отсчёт"
"...А теперь несколько слов о книге лирики "Обратный отсчет". В неё включено лучшее из написанного поэтом за четверть века. Название не случайно: с высоты зрелости Сергей Малышев как бы просматривает свой жизненный путь, отмеченный, словно вешками, стихами. Взгляд его движется от дней сегодняшних, жестковатых и весьма неуютных, к молодости с её иллюзиями и надеждами. В книге, как и в жизни, есть место и радости, и тоске, и нежности, и отчаянию… Но не озлобленности или обиде на окружающий мир. Он для поэта подарок, значение которого не постичь, но любоваться им можно бесконечно..."
Рецензия Р. Миннуллина на книгу С. Малышева
Журнал "Идель" №9 (133) 2000 год.
Говорить же, о чем лирические стихи, весьма затруднительно: события или факты в них не столь существенны, их может совсем не быть, главное – передать определённое настроение. Но приблизительно о книге «Обратный отсчет» можно сказать так: в ней – искания, переживания, потери и обретения казанского мальчика, рождённого в середине века, школьника – в 60-е, студента – в 70-е, сотрудника НИИ – в 80-е, профессионального литератора – в 90-е. В чём-то типичная судьба, вполне обычные переживания… А из всего этого получились стихи – настоящие стихи поэта со своим негромким, но сразу узнаваемым голосом.»
Роберт Миннуллин, поэт, лауреат Государственной премии Татарстана им. Г. Тукая о сборнике Сергея Малышева "Обратный отсчёт"
на фото - Сергей Малышев
Роберт Миннуллин, поэт, лауреат Государственной премии Татарстана им. Г. Тукая о сборнике Сергея Малышева "Обратный отсчёт"
на фото - Сергей Малышев
- ИЗ КАЗАНИ С ЛЮБОВЬЮ -
У потерь (это, конечно, не зонтик, не карандаш)
начинается время возврата, обратный отсчёт.
Возвращаются – словно из памяти, то есть не баш на баш, –
пообтесанней, мельче, глядишь, и не так печёт.
Это я про любовь, друзей, вчерашний день говорю.
И на клюкве уже не споёт соловей весной, –
букварю доверяю, поскольку на мир давно смотрю.
Оказалась по-школьному осень моя золотой.
Одряхлевшие будничны липы у дома, и так невысок
потолок небосвода, означенный срезами крыш.
Сквозь года пролетев, – здравствуй! – под ноги ляжет листок.
От него тосковал, а теперь же привычно грустишь.
И не то чтобы на сердце хрупкая сушь, но уже не поймёшь,
настоящая тронула грусть или память о ней.
Возвращается всё – то же самое, что ничего не вернёшь,
оттого уползающий день промелькнувших годов милей.
Всё проходит, ну что же, бояться ли тени своей?
Одиночества нет. Это я оттого говорю,
что со дна тишины, через толщу прозрачных дней
из давнишней Казани на вас, дорогих, смотрю.
Сергей Малышев
У потерь (это, конечно, не зонтик, не карандаш)
начинается время возврата, обратный отсчёт.
Возвращаются – словно из памяти, то есть не баш на баш, –
пообтесанней, мельче, глядишь, и не так печёт.
Это я про любовь, друзей, вчерашний день говорю.
И на клюкве уже не споёт соловей весной, –
букварю доверяю, поскольку на мир давно смотрю.
Оказалась по-школьному осень моя золотой.
Одряхлевшие будничны липы у дома, и так невысок
потолок небосвода, означенный срезами крыш.
Сквозь года пролетев, – здравствуй! – под ноги ляжет листок.
От него тосковал, а теперь же привычно грустишь.
И не то чтобы на сердце хрупкая сушь, но уже не поймёшь,
настоящая тронула грусть или память о ней.
Возвращается всё – то же самое, что ничего не вернёшь,
оттого уползающий день промелькнувших годов милей.
Всё проходит, ну что же, бояться ли тени своей?
Одиночества нет. Это я оттого говорю,
что со дна тишины, через толщу прозрачных дней
из давнишней Казани на вас, дорогих, смотрю.
Сергей Малышев
- ИЗ КАЗАНИ С ЛЮБОВЬЮ -
У потерь (это, конечно, не зонтик, не карандаш)
начинается время возврата, обратный отсчёт.
Возвращаются – словно из памяти, то есть не баш на баш, –
пообтесанней, мельче, глядишь, и не так печёт.
Это я про любовь, друзей, вчерашний день говорю.
И на клюкве уже не споёт соловей весной, –
букварю доверяю, поскольку на мир давно смотрю.
Оказалась по-школьному осень моя золотой.
Одряхлевшие будничны липы у дома, и так невысок
потолок небосвода, означенный срезами крыш.
Сквозь года пролетев, – здравствуй! – под ноги ляжет листок.
От него тосковал, а теперь же привычно грустишь.
И не то чтобы на сердце хрупкая сушь, но уже не поймёшь,
настоящая тронула грусть или память о ней.
Возвращается всё – то же самое, что ничего не вернёшь,
оттого уползающий день промелькнувших годов милей.
Всё проходит, ну что же, бояться ли тени своей?
Одиночества нет. Это я оттого говорю,
что со дна тишины, через толщу прозрачных дней
из давнишней Казани на вас, дорогих, смотрю.
Сергей Малышев
У потерь (это, конечно, не зонтик, не карандаш)
начинается время возврата, обратный отсчёт.
Возвращаются – словно из памяти, то есть не баш на баш, –
пообтесанней, мельче, глядишь, и не так печёт.
Это я про любовь, друзей, вчерашний день говорю.
И на клюкве уже не споёт соловей весной, –
букварю доверяю, поскольку на мир давно смотрю.
Оказалась по-школьному осень моя золотой.
Одряхлевшие будничны липы у дома, и так невысок
потолок небосвода, означенный срезами крыш.
Сквозь года пролетев, – здравствуй! – под ноги ляжет листок.
От него тосковал, а теперь же привычно грустишь.
И не то чтобы на сердце хрупкая сушь, но уже не поймёшь,
настоящая тронула грусть или память о ней.
Возвращается всё – то же самое, что ничего не вернёшь,
оттого уползающий день промелькнувших годов милей.
Всё проходит, ну что же, бояться ли тени своей?
Одиночества нет. Это я оттого говорю,
что со дна тишины, через толщу прозрачных дней
из давнишней Казани на вас, дорогих, смотрю.
Сергей Малышев
Секция русской литературы Союза Писателей Республики Татарстан. Ноябрь 2004. Фото А. Эшкинина
“
...Он жил во времени друзей, и поэтому остаток его пути был похож на дорогу обратно. Редко выезжал, испытывал чувство беспокойства и стремился как можно быстрее вернуться в свой город, в привычное счастье работы. Все, что он понял о жизни, так это то, что она коротка.
Ему не было грустно думать о скромном итоге, он шагал своей судьбой – жестокой, но счастливой.
К сожалению, до известного срока время необратимо. Он принимал близко к сердцу потери одну за другой, чувствуя при этом близость к мертвым…
Годы шли неприметно, исподволь, но час за часом каждого из нас они изменяли по-своему.
Когда впервые предал друг, мир, к его удивлению, не рухнул. Он даже в какой-то степени испытывал чувство благодарности за науку. И не то чтобы перестал верить друзьям, а стал просто придавать большое значение совершенно ненужным мелочам.
Собираясь в гости к своим друзьям, он стал задумываться, дружба ли это, а может быть, просто память прежних дней… Но даже если видимость, думал он, все-таки от нее становилось теплей...
Ему не было грустно думать о скромном итоге, он шагал своей судьбой – жестокой, но счастливой.
К сожалению, до известного срока время необратимо. Он принимал близко к сердцу потери одну за другой, чувствуя при этом близость к мертвым…
Годы шли неприметно, исподволь, но час за часом каждого из нас они изменяли по-своему.
Когда впервые предал друг, мир, к его удивлению, не рухнул. Он даже в какой-то степени испытывал чувство благодарности за науку. И не то чтобы перестал верить друзьям, а стал просто придавать большое значение совершенно ненужным мелочам.
Собираясь в гости к своим друзьям, он стал задумываться, дружба ли это, а может быть, просто память прежних дней… Но даже если видимость, думал он, все-таки от нее становилось теплей...
Читать целиком: https://stihi.ru/2019/05/11/718
«Я ВИДЕЛ ЧЕЛОВЕКА ДОЛГА»
Рустем Сабиров
***
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА
Рустему Сабирову
Не хочет природа, чтоб стало пустей
с годами души помещение:
где смолоду топчутся толпы страстей,
под старость цветут поучения.
Занятней всего переходный режим,
когда мы довольно уверенно
детей наставляем, а сами грешим,
но то и другое – умеренно.
А если зарвёмся в азарте слегка,
бичуем себя, но без ярости,
в стремлении к цельности видя пока
симптом преждевременной старости.
Вот только грустнее встречать Новый год:
талдычит нам память-пророчица,
что всё-то проходит и всё-то пройдёт...
Но верить ей как-то не хочется.
***
От любви сходил с ума,
с жизнью столько раз прощался.
Зря старался, я весьма
жизнестойким оказался.
И друзей десяток знал
лучших в мире. И при этом
я их редко предавал
и ни разу не был предан.
Оттого, что мне везло,
преисполненный доверья,
исключительно тепло
отношусь к судьбе теперь я.
То лобзания взасос,
то метания по кругу, -
трудно мне принять всерьёз
эту вздорную подругу.
А беспечный я такой
по причине, что невечен:
своевременный покой
мне фортуной обеспечен.
Всё, что мучило меня,
мигом станет пустяками.
Все проблемы за меня
без меня решатся сами.
***
Топали солдаты оловянные,
в барабаны били оловянные,
в дудки дудели оловянные,
саблями махали оловянными.
Командиры их вели оловянные,
глотками орали оловянными:
«Ай, как хорошо, оловянные!
Ай, давай вперёд, оловянные!»
А сердца-то у солдат оловянные,
таяли сердца оловянные,
плакали бойцы оловянные,
падали на землю оловянную.
И росла трава оловянная,
и цвели цветы оловянные,
и была весна оловянная –
добрая такая, оловянная.
***
Я ухожу.
Мой листопад спокоен,
Мне уходить светло.
Только одно печалит,
Что ухожу должником.
Господи,
Дай же моим любимым
То, что я должен дать,
Но не сумел.
Ну а грехи их
Добавь к моим.
Мне всё равно отвечать
По полной программе.
***
Это было в вишнёвом саду
В недалёком весеннем году…
Но грустней ли теперь от того, что
Я туда никогда не приду?
***
ПОСТОРОННИЙ
Он жил, как белая звезда -
вчера, сегодня, никогда.
Века летели или годы -
Он плавал в холоде свободы.
А тех, кого легко любил,
осенний ветер уносил.
Не то, чтоб страшно умирать,
зачем он жил, хотел бы знать.
Сергей Малышев
Рустем Сабиров
Когда уходят такие люди, мне хочется верить, что Бог существует.
Потому что уж Он-то разберётся. Выслушает его и скажет: «Да ладно, Серёга, не волнуйся. Всё нормально. Я всё понял…»
А Сергей всегда волновался. Ему постоянно казалось, что он кого-то там подводит. За всю свою жизнь никого не подводил, был пунктуален и скрупулёзен порой до смешного, а всю жизнь боялся подвести. Странно, что люди, которые, наоборот, постоянно подводят других, как правило, от подобных комплексов бывают счастливо избавлены.
Я видел человека долга,
Довольно редкостного толка…
Так писал когда-то его друг и собрат по перу Слава Баширов. Писал о другом человеке, но то же можно сказать и о Сергее.
Он был человек долга. Как оловянный солдатик. Он был почему-то всем всегда должен. Вот ему – никто и ничего. А он – всем и всегда.
Он был начисто лишён той естественной защитной оболочки, без которой в общем-то и жить нельзя. То есть, вероятно, она была когда-то, да вся обветшала. А нарастить новую всё недосуг было.
Потому и был добр, как никто другой, потому что человек незащищённый злым быть не может: зло уходило из него, едва родившись.
А чужое зло входило легко, ранило, но ничего в нём не меняло, не ожесточало.
Он и стихи писал так, будто заранее извинялся перед читателем.
За полтора для до смерти я с ним говорил по телефону. Было это 5 июня. «Ты на Пушкинский-то придёшь?» - спросил я его. «А куда я денусь, - ответил он. – Приду, если жив-здоров буду».
Он не пришёл. Потому что уже умирал.
(«Идель». - №7/2007)
***
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА
Рустему Сабирову
Не хочет природа, чтоб стало пустей
с годами души помещение:
где смолоду топчутся толпы страстей,
под старость цветут поучения.
Занятней всего переходный режим,
когда мы довольно уверенно
детей наставляем, а сами грешим,
но то и другое – умеренно.
А если зарвёмся в азарте слегка,
бичуем себя, но без ярости,
в стремлении к цельности видя пока
симптом преждевременной старости.
Вот только грустнее встречать Новый год:
талдычит нам память-пророчица,
что всё-то проходит и всё-то пройдёт...
Но верить ей как-то не хочется.
***
От любви сходил с ума,
с жизнью столько раз прощался.
Зря старался, я весьма
жизнестойким оказался.
И друзей десяток знал
лучших в мире. И при этом
я их редко предавал
и ни разу не был предан.
Оттого, что мне везло,
преисполненный доверья,
исключительно тепло
отношусь к судьбе теперь я.
То лобзания взасос,
то метания по кругу, -
трудно мне принять всерьёз
эту вздорную подругу.
А беспечный я такой
по причине, что невечен:
своевременный покой
мне фортуной обеспечен.
Всё, что мучило меня,
мигом станет пустяками.
Все проблемы за меня
без меня решатся сами.
***
Топали солдаты оловянные,
в барабаны били оловянные,
в дудки дудели оловянные,
саблями махали оловянными.
Командиры их вели оловянные,
глотками орали оловянными:
«Ай, как хорошо, оловянные!
Ай, давай вперёд, оловянные!»
А сердца-то у солдат оловянные,
таяли сердца оловянные,
плакали бойцы оловянные,
падали на землю оловянную.
И росла трава оловянная,
и цвели цветы оловянные,
и была весна оловянная –
добрая такая, оловянная.
***
Я ухожу.
Мой листопад спокоен,
Мне уходить светло.
Только одно печалит,
Что ухожу должником.
Господи,
Дай же моим любимым
То, что я должен дать,
Но не сумел.
Ну а грехи их
Добавь к моим.
Мне всё равно отвечать
По полной программе.
***
Это было в вишнёвом саду
В недалёком весеннем году…
Но грустней ли теперь от того, что
Я туда никогда не приду?
***
ПОСТОРОННИЙ
Он жил, как белая звезда -
вчера, сегодня, никогда.
Века летели или годы -
Он плавал в холоде свободы.
А тех, кого легко любил,
осенний ветер уносил.
Не то, чтоб страшно умирать,
зачем он жил, хотел бы знать.
Сергей Малышев
«Я ВИДЕЛ ЧЕЛОВЕКА ДОЛГА»
Рустем Сабиров
***
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА
Рустему Сабирову
Не хочет природа, чтоб стало пустей
с годами души помещение:
где смолоду топчутся толпы страстей,
под старость цветут поучения.
Занятней всего переходный режим,
когда мы довольно уверенно
детей наставляем, а сами грешим,
но то и другое – умеренно.
А если зарвёмся в азарте слегка,
бичуем себя, но без ярости,
в стремлении к цельности видя пока
симптом преждевременной старости.
Вот только грустнее встречать Новый год:
талдычит нам память-пророчица,
что всё-то проходит и всё-то пройдёт...
Но верить ей как-то не хочется.
***
От любви сходил с ума,
с жизнью столько раз прощался.
Зря старался, я весьма
жизнестойким оказался.
И друзей десяток знал
лучших в мире. И при этом
я их редко предавал
и ни разу не был предан.
Оттого, что мне везло,
преисполненный доверья,
исключительно тепло
отношусь к судьбе теперь я.
То лобзания взасос,
то метания по кругу, -
трудно мне принять всерьёз
эту вздорную подругу.
А беспечный я такой
по причине, что невечен:
своевременный покой
мне фортуной обеспечен.
Всё, что мучило меня,
мигом станет пустяками.
Все проблемы за меня
без меня решатся сами.
***
Топали солдаты оловянные,
в барабаны били оловянные,
в дудки дудели оловянные,
саблями махали оловянными.
Командиры их вели оловянные,
глотками орали оловянными:
«Ай, как хорошо, оловянные!
Ай, давай вперёд, оловянные!»
А сердца-то у солдат оловянные,
таяли сердца оловянные,
плакали бойцы оловянные,
падали на землю оловянную.
И росла трава оловянная,
и цвели цветы оловянные,
и была весна оловянная –
добрая такая, оловянная.
***
Я ухожу.
Мой листопад спокоен,
Мне уходить светло.
Только одно печалит,
Что ухожу должником.
Господи,
Дай же моим любимым
То, что я должен дать,
Но не сумел.
Ну а грехи их
Добавь к моим.
Мне всё равно отвечать
По полной программе.
***
Это было в вишнёвом саду
В недалёком весеннем году…
Но грустней ли теперь от того, что
Я туда никогда не приду?
***
ПОСТОРОННИЙ
Он жил, как белая звезда -
вчера, сегодня, никогда.
Века летели или годы -
Он плавал в холоде свободы.
А тех, кого легко любил,
осенний ветер уносил.
Не то, чтоб страшно умирать,
зачем он жил, хотел бы знать.
Сергей Малышев
Рустем Сабиров
Когда уходят такие люди, мне хочется верить, что Бог существует.
Потому что уж Он-то разберётся. Выслушает его и скажет: «Да ладно, Серёга, не волнуйся. Всё нормально. Я всё понял…»
А Сергей всегда волновался. Ему постоянно казалось, что он кого-то там подводит. За всю свою жизнь никого не подводил, был пунктуален и скрупулёзен порой до смешного, а всю жизнь боялся подвести. Странно, что люди, которые, наоборот, постоянно подводят других, как правило, от подобных комплексов бывают счастливо избавлены.
Я видел человека долга,
Довольно редкостного толка…
Так писал когда-то его друг и собрат по перу Слава Баширов. Писал о другом человеке, но то же можно сказать и о Сергее.
Он был человек долга. Как оловянный солдатик. Он был почему-то всем всегда должен. Вот ему – никто и ничего. А он – всем и всегда.
Он был начисто лишён той естественной защитной оболочки, без которой в общем-то и жить нельзя. То есть, вероятно, она была когда-то, да вся обветшала. А нарастить новую всё недосуг было.
Потому и был добр, как никто другой, потому что человек незащищённый злым быть не может: зло уходило из него, едва родившись.
А чужое зло входило легко, ранило, но ничего в нём не меняло, не ожесточало.
Он и стихи писал так, будто заранее извинялся перед читателем.
За полтора для до смерти я с ним говорил по телефону. Было это 5 июня. «Ты на Пушкинский-то придёшь?» - спросил я его. «А куда я денусь, - ответил он. – Приду, если жив-здоров буду».
Он не пришёл. Потому что уже умирал.
(«Идель». - №7/2007)
***
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА
Рустему Сабирову
Не хочет природа, чтоб стало пустей
с годами души помещение:
где смолоду топчутся толпы страстей,
под старость цветут поучения.
Занятней всего переходный режим,
когда мы довольно уверенно
детей наставляем, а сами грешим,
но то и другое – умеренно.
А если зарвёмся в азарте слегка,
бичуем себя, но без ярости,
в стремлении к цельности видя пока
симптом преждевременной старости.
Вот только грустнее встречать Новый год:
талдычит нам память-пророчица,
что всё-то проходит и всё-то пройдёт...
Но верить ей как-то не хочется.
***
От любви сходил с ума,
с жизнью столько раз прощался.
Зря старался, я весьма
жизнестойким оказался.
И друзей десяток знал
лучших в мире. И при этом
я их редко предавал
и ни разу не был предан.
Оттого, что мне везло,
преисполненный доверья,
исключительно тепло
отношусь к судьбе теперь я.
То лобзания взасос,
то метания по кругу, -
трудно мне принять всерьёз
эту вздорную подругу.
А беспечный я такой
по причине, что невечен:
своевременный покой
мне фортуной обеспечен.
Всё, что мучило меня,
мигом станет пустяками.
Все проблемы за меня
без меня решатся сами.
***
Топали солдаты оловянные,
в барабаны били оловянные,
в дудки дудели оловянные,
саблями махали оловянными.
Командиры их вели оловянные,
глотками орали оловянными:
«Ай, как хорошо, оловянные!
Ай, давай вперёд, оловянные!»
А сердца-то у солдат оловянные,
таяли сердца оловянные,
плакали бойцы оловянные,
падали на землю оловянную.
И росла трава оловянная,
и цвели цветы оловянные,
и была весна оловянная –
добрая такая, оловянная.
***
Я ухожу.
Мой листопад спокоен,
Мне уходить светло.
Только одно печалит,
Что ухожу должником.
Господи,
Дай же моим любимым
То, что я должен дать,
Но не сумел.
Ну а грехи их
Добавь к моим.
Мне всё равно отвечать
По полной программе.
***
Это было в вишнёвом саду
В недалёком весеннем году…
Но грустней ли теперь от того, что
Я туда никогда не приду?
***
ПОСТОРОННИЙ
Он жил, как белая звезда -
вчера, сегодня, никогда.
Века летели или годы -
Он плавал в холоде свободы.
А тех, кого легко любил,
осенний ветер уносил.
Не то, чтоб страшно умирать,
зачем он жил, хотел бы знать.
Сергей Малышев
< МАЛЫШЕВ - ФИЛОСОФ >
Рамиль Сарчин, статья «СЕРГЕЙ МАЛЫШЕВ»
«Всю поэзию я разделил бы условно на две ветви: поэзию мысли и поэзию чувства. Сергея Малышева отнёс бы к поэтам мысли, напряжённая пульсация которой чувствуется в каждой клетке его стиха. Слово за словом, строка за строкой, строфа за строфой разматывает поэт клубок своих раздумий о самых насущных проблемах бытия и человеческой жизни, пытаясь найти ответы на «вечные» вопросы о мироустройстве и смысле существования…»
Блеск серебристый, и зной голубой, и зелёный тростник.
И, с бородёнки рукой утирая вино,
Мне улыбается пьяный и мудрый старик.
Как там зовут его? Господи, да всё равно.
Что-то он к месту сказал на своём языке,
Я отвечаю кивком – и зачем перевод?
Нам хорошо с ним вдвоём на ленивой реке,
Лодочку нашу никто никуда не ведёт.
Кто это выдумал муку ненужных побед?
Замысел стройный, кому он хоть в чём-то помог?
Разве от облачка в небе останется след?
А ведь плывёт себе, светится белый комок.
Чаши не высохнут, и нескончаем тростник.
Как мы любили, но боль отпустила сердца.
Но ведь любили? И снова смеётся старик.
Время закончилось, только покой без конца.
Только река в серебре и полуденный зной,
Где-то сосна на горе, а над ней облака.
Время закончилось. Доброй плывём тишиной,
И неизбывная память о прошлом легка.
Сергей Малышев
«Ночь кончается прогулкой
В утро гулкое вдвоём –
По крутому переулку,
Освежённому дождём…
Стук шагов наполнил русло,
Освежённое дождём.
Пахнет тополем, и грустно
Знать, что набело живём.
Наиболее сильное впечатление, остающееся при прочтении малышевских стихов, при всём том, что поэт постоянно помнит о конечности земного бытия человека, – ощущение радости, полноты жизни. Вот и в процитированных стихах «грустно знать, что набело живём», но никакой горечи, только свет, наполняющий душу. «Умение радоваться мелочам» будней отличает Малышева…»
В утро гулкое вдвоём –
По крутому переулку,
Освежённому дождём…
Стук шагов наполнил русло,
Освежённое дождём.
Пахнет тополем, и грустно
Знать, что набело живём.
Наиболее сильное впечатление, остающееся при прочтении малышевских стихов, при всём том, что поэт постоянно помнит о конечности земного бытия человека, – ощущение радости, полноты жизни. Вот и в процитированных стихах «грустно знать, что набело живём», но никакой горечи, только свет, наполняющий душу. «Умение радоваться мелочам» будней отличает Малышева…»
«... хочу остановиться на стихотворении «Блеск серебристый, и сон голубой, и зелёный тростник…» - тоже, на мой взгляд, одном из лучших у поэта. В нём, на первый взгляд, воспроизводится сцена рыбалки поэта с неким умудрённым жизнью стариком и их разговора о житье-бытье. Но то ли такова изначальная установка автора, то ли в том повинен размеренный ритм стихотворения, такой же неторопливый, как и «ленивая река», только почему-то возникают ассоциации с образами и персонажами древнегреческого мифа: в облике старика явственно проступают черты Харона, перевозящего души людей в царство мёртвых; лодка – это его лодка, плывущая по реке вечности. Эти ассоциации поддерживаются «высокими», «бытийными» по звучанию и смыслу стихами: «Время закончилось, только покой без конца»; «Время закончилось. Доброй плывём тишиной, // и неизбывная память о прошлом легка». И – центральный стих: «Чаши не высохнут, и нескончаем тростник». Последний стих требует отдельного комментария...
графика - Daniel Grzeszkiewicz
В Библии чаша жизни символизирует жизнь, смерть, судьбу. То же значение воплощено в произведениях древнерусской литературы, у Льва Толстого, Ивана Бунина, Михаила Булгакова и других писателей. Устойчивым мотивом, символом образ чаши жизни стал в русской поэзии – в стихотворениях Баратынского, Лермонтова, Пушкина и многих других авторов. Так что образ чаши в малышевском стихотворении – это, конечно, не посуда, в которой вино и из которой пьют. Благодаря аллюзиям, стихотворение вписывается в общекультурный контекст произведений о смысле жизни и человеческого существования.
То же самое можно сказать об образе тростника. Как не вспомнить в связи с этим о мыслящем тростнике Паскаля. Чтобы быть понятным, приведу цитату из философской литературы: «…человека окружают непостижимые тайны, да и сам он есть величайшая тайна… Начало и конец его известны, его существование мимолётно. В таком контексте Паскаль формирует свой знаменитый образ человека как «мыслящего тростника» (roseau pensant) – одно из наиболее слабых созданий природы. Человек не просто тростник, слабое порождение природы: он – мыслящий тростник. Нетрудно уничтожить его, но если всё же суждено человеку быть раздавленным, то он умеет и в смерти быть на высоте; у него есть понимание превосходства вселенной…»
Блез Паскаль
Думаю, что Сергей Малышев мог бы подписаться под словами великого мыслителя. В его стихах человек так же слаб, но и столь же велик; ему также свойственно понимание величия Вселенной и вместе с ней – величия человека. И великим человека делает его умение мыслить, осознавать себя и мироздание. Таким образом, Малышева можно причислить к последователям паскалевской философии. И такие стихи, как «Блеск серебристый, и зной голубой, и зелёный тростник…», можно смело причислять к вершинам русской философской лирики, а самого поэта относить к поэтам-философам…»
Сарчин , Р.Ш.
Memoria: сборник статей. /Р.Ш.Сарчин. - Казань, Изд-во Академии наук РТ, 2018. - 124 с.
Сарчин , Р.Ш.
Memoria: сборник статей. /Р.Ш.Сарчин. - Казань, Изд-во Академии наук РТ, 2018. - 124 с.
< МАЛЫШЕВ И ЕГО СОБАКА ВАРЯ >
СЧАСТЬЕ НЕ КОНЧАЕТСЯ
Сергей Малышев, рубрика «Бал-Омут», журнал «Идель» (1999).
Моё любимое существо зовут Варей, она же – Варька, Варвара, Варежка. Она – дворняжка совсем уж непонятной породы. Обаятельная, трусливая, наглая – это всё про Варьку. Я уже давно пишу «Роман с Варежкой», который, наверное, так и не будет кончен. Перед вами – отрывки из него.
Сергей Малышев, рубрика «Бал-Омут», журнал «Идель» (1999).
Моё любимое существо зовут Варей, она же – Варька, Варвара, Варежка. Она – дворняжка совсем уж непонятной породы. Обаятельная, трусливая, наглая – это всё про Варьку. Я уже давно пишу «Роман с Варежкой», который, наверное, так и не будет кончен. Перед вами – отрывки из него.
Изображение с сайта danieguto.net
“
Лёгкий хозяйский пинок собаке и приятен, и полезен. Это – как хлопнул друг по плечу. Но с воспитательными целями.
- Хозяин, хочешь, я за тебя умру? Нет, лучше я тебя поцелую.
Утром Варя подошла к моей постели, положила голову на подушку и нежно посмотрела в глаза: «Тебе хорошо со мной, милый?» Лёгкий пинок приятен и полезен… А всё-так человеку приятно, когда его любят.
Варька вернулась в истерике: «Хозяин, родина в опасности!» Горела помойка.
Сегодня я понял, что мне не хватает хвоста. Всю жизнь стою на задних лапках перед кем-то, а вилять нечем.
«Дорогой хозяин, прости, что давно не была дома. У меня любовь – и оба такие умные.
Любящая тебя Варя».
Вчера смотрели с Варей телевизор. Родили рекламный слоган: «Наши рюмки не впитывают ни грамма! Сколько нальёшь, столько и выпьешь!»
Зашёл к нам отдельный знакомый. Кушал рыбу вдумчиво и тщательно, как человека*. Варя улыбнулась и сказала: «Засранец».
*приведено так же, как было напечатано в журнале.
- Хозяин, миленький, не умирай! А кто же меня кормить будет?
Я не умру, Варька. Слишком многим людям и собакам обязан, чтобы уйти просто так, не расплатившись.
- Хозяин, хочешь, я за тебя умру? Нет, лучше я тебя поцелую.
Утром Варя подошла к моей постели, положила голову на подушку и нежно посмотрела в глаза: «Тебе хорошо со мной, милый?» Лёгкий пинок приятен и полезен… А всё-так человеку приятно, когда его любят.
Варька вернулась в истерике: «Хозяин, родина в опасности!» Горела помойка.
Сегодня я понял, что мне не хватает хвоста. Всю жизнь стою на задних лапках перед кем-то, а вилять нечем.
«Дорогой хозяин, прости, что давно не была дома. У меня любовь – и оба такие умные.
Любящая тебя Варя».
Вчера смотрели с Варей телевизор. Родили рекламный слоган: «Наши рюмки не впитывают ни грамма! Сколько нальёшь, столько и выпьешь!»
Зашёл к нам отдельный знакомый. Кушал рыбу вдумчиво и тщательно, как человека*. Варя улыбнулась и сказала: «Засранец».
*приведено так же, как было напечатано в журнале.
- Хозяин, миленький, не умирай! А кто же меня кормить будет?
Я не умру, Варька. Слишком многим людям и собакам обязан, чтобы уйти просто так, не расплатившись.
Рисунок А. Азимова
ОХОТА
- Ну что, Варька, зима на дворе, бескормица. Мне зарплату подушками выдали, а перья мы с тобой не едим. Кормилица твоя помойка убогой стала, да и бомжей от неё не оторвёшь. Собака ты у меня взрослая, так что переходи на самообеспечение.
- На панель гонишь, хозяин? – коротко осведомилась Варя.
- Разве от кобеля чего дождёшься…
- Магазины грабить будем? – Варя оживилась.
- Тамошняя служба безопасности – не для нас, щенков. Мы с тобой, Варя, кошек будем ловить, приготовлять из них питательные блюда и поедать. Ты – ловить, я – готовить, а поедать – опять ты.
- Всё-то врёшь ты, хозяин, душа твоя человечья. У меня, положим, совести не очень много, но в твою я верю куда меньше. Человек – это собака без совести, да к тому же болтливая…
Но голод не тётка, и пошли мы на охоту. Соседский Вавила, больше похожий на барсука, чем на добычу, для нас доступную, лениво поднял лапу, как индейский вождь: «Гуляй мимо, беломордые братья. Если жизнь не надоела».
Тощие животные на улице семенили мимо нас с таким наглым видом, что становилось неприятно – не то хозяин через минуту появится, не то стая голодных собратьев. Одна нервная стерва выгнулась дугой, зашипела и бросилась, вцепилась Вареньке прямо в морду. Отдышалась Варя только дома, скуля: «Сердце… «Скорую» мне...»
А серенький Тобик подошёл к нам на улице сам. То ли потерялся, то ли выгнали, чтобы не кормить, но зверёк был явно не нашего с Варькой плебейского происхождения. Варя ткнула его холодным носом: «Ну ты чё, давай гуляй отсюда». А он пошёл, мяукая, за нами.
И поил я его разведённым сгущённым молоком, и спал он у сопящей Варьки под пузом, и гадил, где хотел. Аристократ. На третий день эту съедобную кошку у нас забрали: «Какой красивенький!»
А мы с Варькой остались трескать чёрный хлеб с подсолнечным маслом и перловкой. А потом мне вместо зарплаты выдали сливочное масло и гречневую крупу. Ну ведь не худо, правда? И кушали мы с Варварой по четыре раза в день, валялись на перьевых подушках и были самыми красивыми друг для друга. Вот только мне тут одна звонила по телефону, а Варьке в дверь скребся некий очередной Шарик. Но мы только улыбались – не унижать же нашу любовь ревностью? Шарик оказался, как и все кобели, мерзавцем, масло кончилось, но на улице, узрев кошку, мы смотрим с Варварой друг другу в глаза: «Тобик? Не Тобик?» - а потом орём: «А и чёрт с ним!» и с радостным лаем загоняем животное на дерево.
Сергей Малышев, журнал «Идель» (№1 (99)), рубрика «Бал-Омут»
Биографическая справка
Марат Амурович Шакирзянов
Марат Амурович Шакирзянов
"...До 1984 года работал инженером в научно-исследовательских институтах. В дальнейшем занимался только литературной работой...
фото - журнал "Идель" №2 (1989 г)
фото - журнал "Идель" №2 (1989 г)
...С 1991 года работал литературным редактором молодёжного журнала «Идель». Он активно работал с творческой молодёжью, возглавлял литературное объединение им. А.М. Горького. Он всегда был путеводной звездой для истинных ценителей настоящей поэзии. С 1989 года – член Союза Писателей Татарстана...
В списке переведённых им поэтов многие – от Дэрдмэнда до Накипа Каштанова и Лябиба Лерона (обнаруженных опубликованными в журналах и сборниках – более 30 авторов, - прим. составителя). Из 8 сборников поэзии, выпущенных С. Малышевым, 4 посвящены детям. Дети его обожали и с ними у него всегда был полный контакт. Уже после его смерти увидела свет книга поэта «Какого цвета жизнь?!» Это подарочное издание для детей полностью разошлось по библиотекам и стало лауреатом Республиканского конкурса «Книга года». <…>
7 июня 2007 года Сергей Малышев умер от сердечной недостаточности. Похоронен в Казани."
7 июня 2007 года Сергей Малышев умер от сердечной недостаточности. Похоронен в Казани."
"Я рад, что застал его..."
Безусловно, Сергей Малышев - глубокий профессионал, объединивший вокруг себя переводчиков и бывший душой их небольшого круга. Однако в то же время он производил впечатление человека нелюдимого, довольно замкнутого, одинокого...
<...>
Когда мы первый раз с ним общались, - я был в то время совсем ещё молодым, - он высказывался против совмещения стихов и прозы [в моих произведениях]; довольно резко прошёлся по моему юношескому сочинению, и имел право на это: сам Малышев был великолепный поэт с прекрасным чувством стиха. И вообще, он не деликатничал, но при этом говорил только по делу; у него всегда было чёткое, понятное, аргументированное мнение. <...>
Эти его строгие приговоры - я их потом даже очень полюбил, на самом деле, за их честность и предметность, без обиняков. Это очень дорогого стоит.
Второй раз мы с ним встретились уже гораздо позже. Он меня отвёл к окну и долго-долго говорил... (пауза) и говорил: одновременно и наставлял, и благословлял, и ругал - всё сразу... <...> Воспоминания обрывочные, конечно, но у меня осталось очень [сильное] такое своё... ощущение (!) от этого человека, в котором есть место пониманию и его профессионализма, и его личной лирики.
<...>
Айгель Гайсина, - она ведь тоже одно время посещала наши литературные собрания, и была тогда, пожалуй, самой младшей из тех, кто застал Малышева и работал с ним, - так вот, она тогда [когда Сергея не стало] сказала: "Умер мой воробушек." Вот, он был такой воробушек. В нём чувствовалось это странное сочетание: с одной стороны он был немного смурной, устремлённый в себя, довольно суровый, прямой, и в нём же было что-то такое... нежное. Словами не выразить. <...> В последние годы я вообще ничего к нему, кроме нежности, не испытывал. И слово его - всегда очень честное, и поэтому драгоценное.
Он большой казанский поэт, чрезвычайно хорошо понимавший стихи... (пауза) Мне очень жалко, на самом деле. Его сегодня не хватает. Но я рад, что его застал...
(Айрат Шамильевич Бик-Булатов, доцент К(П)ФУ, поэт, журналист)
Пьеса ещё не закончена, роли уже
Выбраны нами. Сыграем же без дураков!
Ясен финал, но не ранит, а тонет в душе,
Камешком в тёмную воду идёт без кругов.
Камешком в тёмную воду – и свет облаков,
Рядышком звёздная ляжет сентябрьская ночь.
Выбором места на сцене себя не морочь,
Тайной свободой богаты во веки веков.
Сказочку помнишь? Две ёлочки рядом росли.
Пьеса от детских стихов далеко увела,
Порознь тени ложатся до края земли,
Но, как известно, родная планета кругла.
Звёздная полночь в далёком скрещеньи дорог,
Свет облаков, он важнее, чем грубый сюжет.
Мы неспеша до конца доведём диалог,
И не забудь на «пока» улыбнуться в ответ.
И не забудь улыбнуться. Во веки веков
Новых ролей из несказанных слов не собрать.
Право на выбор потрачено без дураков,
Полной ценою оплачено право играть.
Сергей Малышев
Выбраны нами. Сыграем же без дураков!
Ясен финал, но не ранит, а тонет в душе,
Камешком в тёмную воду идёт без кругов.
Камешком в тёмную воду – и свет облаков,
Рядышком звёздная ляжет сентябрьская ночь.
Выбором места на сцене себя не морочь,
Тайной свободой богаты во веки веков.
Сказочку помнишь? Две ёлочки рядом росли.
Пьеса от детских стихов далеко увела,
Порознь тени ложатся до края земли,
Но, как известно, родная планета кругла.
Звёздная полночь в далёком скрещеньи дорог,
Свет облаков, он важнее, чем грубый сюжет.
Мы неспеша до конца доведём диалог,
И не забудь на «пока» улыбнуться в ответ.
И не забудь улыбнуться. Во веки веков
Новых ролей из несказанных слов не собрать.
Право на выбор потрачено без дураков,
Полной ценою оплачено право играть.
Сергей Малышев
Буйная ветка сирени,
этакий тополь лиловый,
царствуя в поле зрения,
парит над столом обновой.
Её распирают силы,
её обжимает тяжесть, -
лепят неизъяснимо
складную многоэтажность.
Надолго уходишь взглядом
в подобие райского сада,
не тронутого разладом
между "хочу" и "надо".
Зажав бородёнку дланью,
любуюсь твореньем божьим -
и нет у меня желаний,
и я ничего не должен.
Но радость должна быть краткой,
затянешь её - обжулит.
Веточка аккуратно
в положенный срок пожухнет.
За хлопотами забуду
о сладостной, многокрылой...
А мне и не надо чуда.
Спасибо за то, что было.
Сергей Малышев.
этакий тополь лиловый,
царствуя в поле зрения,
парит над столом обновой.
Её распирают силы,
её обжимает тяжесть, -
лепят неизъяснимо
складную многоэтажность.
Надолго уходишь взглядом
в подобие райского сада,
не тронутого разладом
между "хочу" и "надо".
Зажав бородёнку дланью,
любуюсь твореньем божьим -
и нет у меня желаний,
и я ничего не должен.
Но радость должна быть краткой,
затянешь её - обжулит.
Веточка аккуратно
в положенный срок пожухнет.
За хлопотами забуду
о сладостной, многокрылой...
А мне и не надо чуда.
Спасибо за то, что было.
Сергей Малышев.
Сгорела звезда,
мне путь осветив.
Снова иду в темноте.
Наиля Ахунова
мне путь осветив.
Снова иду в темноте.
Наиля Ахунова
Время имеет свойство вымывать из памяти те вещи, которые в своё время не нашли применения или не произвели достаточно сильного впечатления. К сожалению, этому подвержены и люди. Даже те из людей, кто полностью посвятил жизнь благородным целям, служению ближним - и их имена звучат из уст новых поколений всё реже и реже. Признаюсь, я сам узнал о том, что жил и работал в Казани некий Сергей Малышев, относительно недавно. А о том, кем был этот самый Сергей Малышев, вполне не знаю и до сих пор. Не хочу сейчас выворачиваться в конвульсиях самоуничижения или снова обращать внимание на то, как непросто найти книги в библиотеках. Скажу лишь одно: я рад, что тем или иным путём первое крошечное сведение об этом великом (без преувеличения) поэте всё-таки достигло меня. Я рад, что узнал о нём и его коллегах по лирическому и переводческому цеху.
Безусловно, то, что люди забываются - это естественный процесс. Но способствовать этому или сопротивляться - выбор за нами. Нередко происходит так: человек был непримечательный, а его помнят, вытягивают из памяти всё, что хоть как-то касалось его - потому что любили и хотят помнить. Назвать Сергея Владимировича непримечательным у меня теперь не повернётся даже язык внутреннего голоса: он делал для культуры Татарстана достаточно, чтобы его невозможно было не запомнить.
Хотелось бы сказать, что его стихам, "Как драгоценным винам, Настанет свой черёд". Но для этого его книги должны быть по крайней мере "разбросаны в пыли по магазинам" или по библиотекам. Честно, кроме детской книги "Какого цвета жизнь?!" ("Книга года", разумеется) и пары коллективных сборников с участием Малышева, мне его книг найти не удалось. Одна надежда - архивы журналов и домашние библиотеки (выражаю особую благодарность Наиле Гарифзяновне Ахуновой (поэту, руководителю ЛИТО им. Г. Ахунова) и Марату Амуровичу Шакирзянову (кандидату исторических наук) за предоставленные ими материалы). Надеюсь, когда-нибудь в будущем на произведения Малышева и его товарищей (Николая Беляева, Марка Зарецкого и Розы Кожевниковой, например) снизойдёт благодать переиздания.
Лестно подумать, что мне возвращенье возможно,
Трудно принять, что уходят действительно все...
(Сергей Малышев)
Так продолжим помнить о наших великих земляках, не так давно покинувших мир. Ведь и тем опаснее забыть о них, продолжающих жить среди нас в виде одной лишь этой памяти.
Безусловно, то, что люди забываются - это естественный процесс. Но способствовать этому или сопротивляться - выбор за нами. Нередко происходит так: человек был непримечательный, а его помнят, вытягивают из памяти всё, что хоть как-то касалось его - потому что любили и хотят помнить. Назвать Сергея Владимировича непримечательным у меня теперь не повернётся даже язык внутреннего голоса: он делал для культуры Татарстана достаточно, чтобы его невозможно было не запомнить.
Хотелось бы сказать, что его стихам, "Как драгоценным винам, Настанет свой черёд". Но для этого его книги должны быть по крайней мере "разбросаны в пыли по магазинам" или по библиотекам. Честно, кроме детской книги "Какого цвета жизнь?!" ("Книга года", разумеется) и пары коллективных сборников с участием Малышева, мне его книг найти не удалось. Одна надежда - архивы журналов и домашние библиотеки (выражаю особую благодарность Наиле Гарифзяновне Ахуновой (поэту, руководителю ЛИТО им. Г. Ахунова) и Марату Амуровичу Шакирзянову (кандидату исторических наук) за предоставленные ими материалы). Надеюсь, когда-нибудь в будущем на произведения Малышева и его товарищей (Николая Беляева, Марка Зарецкого и Розы Кожевниковой, например) снизойдёт благодать переиздания.
Лестно подумать, что мне возвращенье возможно,
Трудно принять, что уходят действительно все...
(Сергей Малышев)
Так продолжим помнить о наших великих земляках, не так давно покинувших мир. Ведь и тем опаснее забыть о них, продолжающих жить среди нас в виде одной лишь этой памяти.
Роберт Фарукшин, студент 2 курса
